– О да, я знаю!

– Приятно встретить здесь знакомое лицо, – произнес он после короткой паузы.

– Мне тоже. Когда отдел кадров отпустил меня в армию, я была страшно счастлива. Но все оказалось не так, как я думала. Конечно, я понимаю, если бы война продолжалась, все было бы совсем по-другому. Но эта База номер пятнадцать – просто какое-то мертвое место, правда?

Он тихо засмеялся.

– Вот уж верная характеристика.

Вопрос, который ей не терпелось задать, вырвался у нее прежде, чем она успела прикусить язык или хотя бы сформулировать его более тактично.

– Почему ты в отделении «Икс», Льюс?

Ответ был уже у него наготове с того самого момента, как он решил мысленно, что будет делать с маленькой мисс Вуп-Вуп.

– У меня просто психическая травма, полученная в ходе боевых действий, и ничто другое, – сделал признание Льюс и тяжко вздохнул. – Такое случается и с лучшими из нас.

– О, Льюс!

«В жизни не читал более пошлого диалога, – подумал он. – Но уж ничего не поделаешь: это жизнь. Что толку обдирать Шекспира, когда и Даггетт подойдет».

– Ну как, согрелась? – спросил он.

– Еще как! Жарко здесь, правда?

– Может, искупаемся?

– Сейчас?! Но у меня нет с собой купальника.

Он сосчитал про себя до четырех, а затем сказал:

– Сейчас темно, так что я не смогу увидеть тебя. Но даже если бы и смог, я не стал бы смотреть.

Вуп-Вуп, конечно, прекрасно понимала, что, соглашаясь встретиться с ним здесь, она тем самым соглашалась и на все те вольности, которые он предполагал себе позволить. Но сначала необходимо было исполнить ритуальные пляски: каждому па одного партнера должно соответствовать па другого. А иначе совесть будет нечиста, и тени предков будут являться во сне. Она хочет его и намеревается заполучить его, но он не должен думать, будто она какая-нибудь дешевка и ее легко можно положить под себя.

– Н-ну ладно, хорошо, но только ты иди первым и обещай, что останешься в воде, пока я не выйду и не оденусь, – неуверенно согласилась она.

– Договорились! – воскликнул он и, вскочив на ноги, принялся извиваться, освобождаясь от одежды с невероятной скоростью, выдававшей немалую выучку.

Ей не хотелось, чтобы он исчез в воде, и она тоже начала раздеваться, стараясь сделать это как можно быстрее, но обращение с такими предметами, как ботинки и гетры, было ей внове, и она сильно отстала от него.

– Льюс! Где ты? – шепотом окликнула она.

Вода доходила ей до колен, и она испугалась, что он набросится на нее и начнутся всякие детские, с ее точки зрения, игры.

– Я здесь, – успокоил ее он, находясь совсем рядом, но не делая ни малейшей попытки схватить ее.

Облегченно вздохнув, она пошла вперед, а затем присела, так что плечи оказались в воде.

– Хорошо, правда? – сказал он. – Давай поплаваем немножко вместе.

После его тела в воде остался фосфоресцирующий след, и она погрузилась в него и энергично поплыла, впервые в жизни почувствовав сладость ничем не сдерживаемой свободы. Вода поддерживала и влекла ее, девушка повернулась и поплыла вперед, не думая уже, остался Льюс на прежнем месте или последовал за ней.

Это был настоящий сон, волшебный, вдохновенный, и ее мысли устремились вперед, обгоняя парящее тело, и кожа уже ощутила его прикосновение, ей казалось, что вот-вот она сольется с ним в любви. Отнюдь не трепещущая дева, она ждала того, что должно случиться, и знала, что именно с ним это будет так, как никогда в ее жизни.

Ощущение волшебства еще больше усилилось в ней, когда краешком глаза она заметила, что Льюс стоит рядом. Она остановилась в воде, нащупала ногами дно и встала в ожидании его поцелуя. Вместо этого он обхватил ее, поднял на руки и вынес из воды к тому месту, где он бросил свою одежду. Она протянула к нему руки, он опустился рядом с ней и прикоснулся губами к ее шее. Когда она почувствовала на коже его зубы, спина ее выгнулась, и она взвизгнула от удовольствия, но звук очень быстро перешел в сдавленный стон боли, потому что его укусы вовсе не были легкими игривыми покусываниями. Он кусался по-настоящему, рвал ее зубами с молчаливой дикой неистовой жестокостью. Некоторое время она старалась терпеть, думая, что он скоро остановится, что это просто его способ показать, как сильно он хочет ее. Но он продолжал терзать ее, и боль стала невыносимой, и тогда она попыталась вырваться, но усилия ее были тщетны – он держал ее железной хваткой. Безжалостные укусы продолжались, от шеи он перешел вниз и впился зубами ей в грудь, сначала несильно, а потом все больше и больше нажимая, так что она уже не могла сдержать крик ужаса, потому что почувствовала: еще немного, и он убьет ее, прямо здесь, на этом месте.

– О, Льюс, не надо! Пожалуйста, я прошу тебя, ну пожалуйста. Мне очень больно!

Слова ее, больше похожие на вой, чем на человеческую речь, казалось, проникли в его сознание. Он остановился и начал целовать грудь, которую секунду назад уродовал, но губы его едва прикасались к коже, и очень скоро поцелуи прекратились.

Все шло как надо. Детская любовь и желание снова вернулись, она издала вздох и что-то забормотала. Опираясь на руки, он грубыми толчками развел ей ноги и протащил между ними свои. Невидимый в темноте кусок плоти коснулся ее и начал тыкаться в ее тело. Она протянула руку, чтобы помочь ему найти свое место, дрожа от прикосновений, и сразу же отняла пальцы, подняла руки, чтобы стиснуть его плечи, притянуть к себе, принять в себя, почувствовать его тяжесть и ощутить его кожу на своей. Она ждала, что его руки сомкнутся за ее спиной, но напрасно: он не хотел ложиться на нее и продолжал опираться на ладони, полностью выпрямив руки. Соприкосновение осуществлялось только в одном месте – там, где, по его мнению, это было важно; как будто он не хотел распылять драгоценную силу по мелочам. Первый мощный толчок заставил ее охнуть от боли, но тело ее, молодое, влажное, расслабилось в отчаянном ожидании; она прижала ноги к земле, чтобы уменьшить глубину его проникновения, и начала подстраиваться под его движения, пока они не совпали в едином ритме, и тогда она уже не отстранялась от него, а двигалась ему навстречу.

И наслаждение начало подступать, хотя ей не хватало его объятий, потому что он продолжал отстраняться от нее, оставаясь все в той же позе. Эта раздражало ее, потому что ей не хватало силы трения, так что пришлось ждать целых десять минут, прежде чем оргазм наконец наступил, мощный, неистовый, какого она еще ни разу в жизни не чувствовала. Она забилась в судорогах, спазмы свели все ее тело, от челюсти до кончиков пальцев ног, как будто ее охватил невиданный приступ эпилептического экстаза.

Бесконечно благодарная ему за то, что он смог сдержать себя так долго, она ждала, что он наконец даст себе волю, но этого не произошло. Толчки следовали один за другим, жесткие, неотвязные, беспощадные. Изнеможение душило ее; все в ней обмякло, влага высохла, она терпела из последних сил.

– Ради бога, Льюс! Хватит! Хватит!

Он мгновенно остановился и замер, поднявшись, по-прежнему возбужденный, так и не достигнув оргазма. Она почувствовала себя до крайности униженной, раздавленной. Не осталось ни радости, ни сладкого чувства победы. И не прошепчешь это извечное «тебе было хорошо?», потому что ничего хорошего не было.

Но не в ее характере было впадать подолгу в уныние по поводу других, в конце концов, если он не удовлетворен, это его проблема, не ее. Некоторое время она лежала неподвижно, надеясь, что он поцелует ее, обнимет, но он и этого не сделал. С того момента, как он взял ее на руки, он так ни разу и не поцеловал ее, как будто боялся, что, прикоснувшись к ее губам, испортит себе удовольствие. Удовольствие? Разве он получил его? Ну разумеется, должен был! Все это время он был твердый, как камень.

Она сдвинула ноги вместе, перекатилась на бок и пошарила рукой в поисках сигарет, и, как только нашла их, Льюс тут же протянул руку за сигаретой для себя. Она передала ему пачку и склонилась к нему, чтобы поднести спичку. Огонек осветил его лицо, на котором не отражалось никаких чувств, глаза его были скрыты под длинными темными ресницами. Он глубоко затянулся и сразу же выдохнул дым. Спичка погасла – слабый огонь не выдержал силы его дыхания.